Стелла теребила пуговицы на кофточке:
— Если за домом следит Джесс, то на мою долю останется немногое.
— Я купил вам пианино, — небрежно сообщил Мэтью.
Впервые она неподдельно обрадовалась:
— Какой замечательный подарок! Я боялась, что свое придется оставить у моих.
— Потому я и купил. Ох, Стелла, я так много хочу сделать для вас! — Он потрепал Стеллу по волосам и оставил руку лежать на ее затылке. — Не могу подобрать слов, чтобы высказать хотя бы половину того, что хотел бы. Один взгляд на вас вызывает у меня желание быть поэтом.
— Никто и никогда еще не говорил мне ничего приятнее этих слов!
Она сама поцеловала его, он крепко обнял ее. Их поцелуй затянулся и был уже не таким, как прежде, бережным, руки Мэтью так настойчиво ласкали ее тело, что ее нежность сменилась страхом, и, задохнувшись, Стелла отшатнулась:
— Не надо, Мэтью! Я… я… — Она стиснула руки, близкая к необъяснимым слезам.
— Извините, дорогая. — Он обнял ее за талию, и в этом движении уже не было страсти, только нежность. — Не бойтесь сказать мне, если я напугаю вас. Я никогда не сделаю ничего, что может обидеть вас.
Стелла с трудом расслабилась:
— Это так глупо. Простите меня за эту ерунду.
В течение нескольких следующих дней они редко бывали наедине, поскольку Стелла оставила приготовления к свадьбе и свадебному путешествию на долю Мэтью. Они должны были обвенчаться в церкви Святого Павла в Найтсбридже и после небольшого семейного завтрака улететь в Момбассу.
— Я еще подростком хотел увидеть эту часть Африки, — объяснил он, — надеюсь, вам там понравится.
— Звучит прекрасно. Я уже много лет не была за границей.
— В следующем году мы отправимся в круиз. Это самый лучший способ увидеть как можно больше мест за одну поездку.
— Я это ненавижу.
— Но для меня это единственная возможность, Потом у меня может никогда больше не быть отпуска более чем на две недели.
— Тогда нет смысла богатеть, — фыркнула Стелла.
Он усмехнулся:
— Вы не правы, девочка. Начинаешь с того, что стараешься заработать столько денег, чтобы можно было делать все, что захочешь, а потом, когда их получаешь, у тебя появляется слишком много обязательств, чтобы оставить это занятие.
Она засмеялась:
— Бедный миллионер!
— Я считал бы себя беднее, если бы не был миллионером. — Мэтью вынул портсигар. — Меня вполне устроила бы какая-нибудь тихая деревушка, только я думаю, что вам нужно что-нибудь более шикарное.
Стелла была тронута:
— Вы так много думаете обо мне. Вы так добры, Мэтью!
— Только к вам, девочка. V моих друзей родимчик случился бы, если бы они услышали, как я с вами разговариваю. Надеюсь, они вам понравятся… мои друзья, я имею в виду. Они — простые люди, но хорошие.
— Если они похожи на вас, то, уверена, они мне понравятся.
Мэтью достал сигарету, Стелла протянула руку и услышала:
— Нет, девочка, вы слишком много курите.
Она развеселилась:
— Мы еще не женаты, а вы уже командуете мной, — и, дотянувшись, взяла сигарету. — Я только одну.
Он нагнулся и вынул сигарету из ее губ:
— Лучше поиграйте мне. Я давно уже не слышал, как вы играете.
— Это не моя вина. Вы так замотались между Лидсом и Лондоном, что на вас страшно глядеть.
— Так или иначе, кое-что еще нужно сделать. Мы уезжаем на целый месяц, а на одной из фабрик есть проблемы, которые я хотел бы уладить до отъезда.
— Какие проблемы?
— Угроза забастовки. Но не забивайте этим свою хорошенькую головку. Когда я с вами, мне хочется забыть о делах. Дайте нам немного музыки.
Неприятная фразеология, но Стелла постаралась пропустить это мимо ушей:
— Что-нибудь особенное?
Он напел несколько тактов:
— Не знаю, как называется, но это самое мое любимое.
— «Лунный свет».
Ее пальцы привычно коснулись клавиш, зазвучала мелодия Дебюсси, и Мэтью залюбовался прекрасной картиной, ожившей в сумрачной комнате, в ярком платье гранатового цвета, за темным пианино, Стелла играла почти бездумно, не глядя на руки, выражение ее лица оставалось серьезным.
Любовь моя, не рань меня,
Не прогоняй несправедливо:
Я так давно люблю тебя
И блеск твоих бесед учтивых.
Незваная-непрошеная, появилась мысль о Чарльзе. Он давно любил Стеллу, любил ее общество, но его восторг был таким скучным, что, как она чувствовала, оставить его было действительно не больше чем невежливостью с ее стороны.
От «Лунного света» Стелла перешла к «Зеленым рукавам», напевая про себя в такт музыке:
О радость сердца моего!
Восторг, томленье и услада!
Все золото мира сложу к ногам
Леди Зеленые Рукава!
Теперь она была восторгом, томленьем и усладой Мэтью и всей его радостью.
Смолкла последняя нота, Стелла повернулась и посмотрела на него. Он уснул, его голова покоилась на диванной подушке, а рука свесилась до пола. Она улыбнулась и склонилась над ним. Он, должно быть, устал, стараясь закончить так много дел за столь короткое время. Этот брак очень много значил для него — он так долго ждал, что заслужил гораздо большего, чем она могла предложить ему. Стелла ласково коснулась его волос, выключила свет и на цыпочках вышла из комнаты.
В один из пасмурных февральских дней, рано утром, Стелла вышла замуж за Мэтью. Свидетелями у них были только мать и Адриан. Когда Мэтью произносил слова клятвы, голос его срывался, и Стелла впервые поняла, как глубоки его чувства к ней. Странно, что у нее он вызывает такие разные эмоции: иногда ей кажется, что она любит его, а иногда он ей безразличен. Может быть, когда они останутся наедине, когда она больше не будет скована легкомысленным подшучиванием Адриана и ледяным высокомерием матери, они с Мэтью достигнут настоящего взаимопонимания?