А потом пришла любовь - Страница 13

— Если бы только я могла помочь тебе, — промолвила Стелла. — Даже если бы я нашла работу, то найми мы кого-нибудь для работы по дому, — и у нас сразу же ничего не останется.

— Этим могла бы заниматься ма, — заметил Адриан. — Уверен, она это любит.

— Мама воспитывалась для другой жизни, — возразила Стелла, но в конце концов отказалась спорить с братом, — она слишком старая, чтобы теперь измениться. А ты — нет! Смотри в лицо фактам и делай как лучше.

— Это именно то, что я делаю! Я не создан быть клерком, а раз я не могу достичь вершины, то лучше…

— …закончить в тюрьме! — Повисла неприятная тишина. Наконец Стелла сказала: — Извини. Но я пытаюсь заставить тебя обрести здравый смысл.

— Ни в чем нет смысла, — вздрагивающим голосом произнес Адриан. — Деньги есть у правонарушителей. — Он открыл дверь. — Спокойной ночи, Стел.

Лежа без сна в постели, Стелла пришла к горькому выводу: Адриан вырос слабовольным человеком. Будучи не в состоянии реализовать свои амбиции, он предпочел легкие деньги, не задумываясь о том, куда они его приведут. Да и какое она имеет право упрекать его, если сама такая же слабая? Будь она решительнее, она могла бы и сама сделать карьеру, вместо того, чтобы тоскливо ждать лучшего будущего. А наступит ли когда-нибудь это лучшее будущее? Нет, если чего-то хочешь, изволь за это бороться! Это единственный путь!

Но Адриан не станет бороться. Его поведение показало это слишком явно, а темные делишки и сомнительные друзья скоро доведут его до чего-нибудь худшего. Если бы он был крепче духом! Ему бы немного того, что Мэтью называет силой воли.

Когда же Стелла спросила себя, что могла бы сделать она, ответ был очевиден. С таким свояком, как Мэтью, у Адриана появилась бы финансовая устойчивость, в которой он так нуждается. Но почему она должна выходить замуж за человека, которого не любит?

Стелла зажгла свет и села. Если бы не мать, ее чувства к Мэтью могли бы стать более глубокими. Кроме того, ей было легче отослать его прочь, чем каждый раз видеть выражение неудовольствия на лице матери. Она помнила, как они встретились в последний раз: даже теперь мысль об этом заставила Стеллу вздрогнуть. Да, она мечтала о Мэтью, но за то, что у него были другие взгляды и другое происхождение, за его, в отличие от Чарльза, расточительство сама же презирала его.

На мысли о Чарльзе Стелла задержалась. Ее брак с другим будет большим ударом для его гордости. Но что, кроме гордости, пострадало бы еще? Чарльз смотрел на брак как на дело, требующее осторожности. Мэтью страстно желал ее, ему она была нужна для счастья. Если бы она вышла за него замуж, может быть, потом пришла бы и любовь.

Стелла медленно подошла к письменному столу, стоявшему в углу комнаты. Принимая во внимание положение дел с Адрианом, на счету каждый день, и, если она собирается выйти за Мэтью, необходимо сделать это как можно скорее. Она взяла ручку и начала писать.

...

«Прошло много времени с тех пор, как я видела Вас в последний раз. Я надеюсь, что с Вами все в порядке. Сейчас у нас холодно, и Вы поступаете благоразумно, оставаясь дома, поскольку нет ничего хуже, чем зимняя безликость отеля. Мне всегда будет приятно увидеть Вас, если Вы приедете в Лондон, и, может быть, Вы дадите мне знать, когда приедете.

Сказала ли она слишком много или слишком мало — прочтет ли он между строк или просто подумает, что она написала вежливости ради? Но более определенно она написать не могла. Если он имеет хоть какое-нибудь понятие — поймет, что она пыталась сказать.

К ее разочарованию, немедленного ответа, как она ожидала, от Мэтью не последовало, и по мере того, как дни сливались в недели, Стелла решила, что он больше не желает ее видеть. Это уже слишком даже для самопожертвования!

Кроме хлопот по квартире, ей особенно нечем было заниматься, и, хотя она развлекалась тем, что устраивала форменную оргию по наведению чистоты, к полудню все хозяйственные работы обычно оказывались выполненными. Так что у Стеллы хватало времени на музыкальные упражнения или размышления об упущенных возможностях и для нее, и для Адриана из-за недостатка денег и — что раздражало еще больше — из-за недостатка настойчивости.

Однажды, двумя неделями позже, в воскресенье после полудня, Стелла сидела за пианино. Из-за быстро опускавшихся сумерек портьеры были уже задернуты, горела настольная лампа, освещая ее руки на клавишах. Звуки сонаты Брамса убаюкивали ее, погружали в покой. Прозвучала последняя нота.

— Я в первый раз слышу, как вы играете, девочка.

Она повернулась и увидела, что посреди комнаты стоит Мэтью.

— Я не слышала, как вы вошли!

— Меня впустил Адриан. — Он стащил перчатки и засунул их в карман пальто. — Я положу пальто в холле.

Когда он вернулся, Стелла стояла перед огнем камина:

— Чаю?

— В Йоркшире никогда так не спрашивают. Не отказался бы от чашечки!

— Сколько угодно. Садитесь, отогревайтесь.

На кухне она намазывала тосты маслом и вдруг почувствовала, что на нее кто-то смотрит. Обернувшись, она увидела в дверях Мэтью.

— Могу я помочь?

— Нет, спасибо, — проговорила Стелла быстро и нервно. — Уже все готово, кроме чая.

— Я подогрею чайник?

— Я сделаю. Вы любите покрепче?

— Как получится.

Он молча наблюдал, как Стелла ставила чайник на столик на колесиках:

— Позвольте, я покачу его.

Мэтью выкатил столик из кухни в холл, Стелла последовала за ним, улыбаясь тому, как смешно он выглядит, неуклюже громыхая скрипучим, старым, хитроумным приспособлением.